Дом на склоне

Кто-то очень умный, то ли Лао-Цзы, то ли архитектор Марио Ботта, сказал однажды, что, построив дом на вершине горы, мы потеряеми гору, и дом. И наоборот, если дом расположить на склоне, он и гора взаимно обогатят друг друга.

С этим утверждением трудно не согласиться. Архитектура не то чтобы становится сильнее, преодолевая препятствия в виде рельефа, но действительно сотрудничает с природой.

Постройки, безразличные к окружению, – одно из несчастливых изобретений прошедшего ХХ века. Но такими были только худшие проявления архитектуры. Виллы Андреа Палладио, при всей своей самодостаточностии замкнутости, построены именно как загородные, и их замкнутость соответствует установке на уединение.Со времен романтизма (начало XIX века) архитектура научилась раскрываться в пейзаж и с успехом продолжает делать это до сих пор. Тут кстати вспомнить, что «Дом над водопадом» Франка Ллойда Райта (1935), признанный многими критиками лучшей постройкой XX века, представляет собой уникальный пример взаимосвязи и взаимногодополнения здания и ландшафта.

Правда, здесь удачно сошлись такие явления (редкие сами по себе), как изумительно красивое местои гениальный архитектор Райт. И еще, конечно, просвещенный заказчик, который не только смог по достоинству оценить и то, и другое, но и обладал возможностями, достаточными для осуществления проекта великого зодчего.

Чтобы понять, каковы скрытые возможности того или иного типа зданий, нужно увидеть, что из него сумел сделать явно выдающийся мастер. Здесь истинным наследником Райта можно назвать швейцарца Марио Ботту (участвовавшего, кстати, в конкурсе на проект второй сцены Мариинского театра).Он как раз создал великолепный образец Дома на склоне.

Здания, возведенные Марио Боттой, иногда иронически называют бункерами, хотя это сравнение имеет с действительностью мало общего. Цилиндрические объемы его построек (возникающие в качестве то церквей, то частных вилл или общественных зданий) скорее подобны органическим образованиям. Но это не повторение природных форм и не биоморфность творений Антонио Гауди, в которых колонны способны притворяться древесными стволами, а дымовые трубы – рыцарями в доспехах. Во всех своих постройках Ботта показывает, как из кирпича и бетона —искусственных материалов — возникает нечто, по логике образования сходное с явлениями природы. При взгляде на эти здания возникает чувствоих глубокой целесообразности, даже необходимости. Так надо – непонятно почему, но образы убеждают.

Одна из наиболее известных ранних работ Ботты – дом в Рива-Сан-Витале (кантон Тичино, Швейцария) – стоит на крутом склоне глубокой долины.Верх прямоугольного башнеобразного здания находится на уровне дороги, проходящей рядом, и соединен с ней ажурным металлическиммостиком-фермой.

Это, конечно же, постмодернизм, если считать постмодернистами всех архитекторов, которые не стремятся все на свете выравнить и застроитьтиповыми домами. Маленькая, но впечатляющая вилла, созданная Боттой, вступает во взаимодействие со средой, но без стремления все переломить «под себя». Есть склон и есть здание, расположившееся именно там, где ему, так сказать, удобно, но оно все же подстраивается под этот склон.

Архитектору мало того, что вход сверху – сам по себе провокация, переворачивающая привычный уклад с ног на голову: верхний этаж становится первым и так далее, что влечет за собой перемену не только функции каждого этажа, но и художественного решения. Он еще делает легкий мостик, подобный корабельному трапу, запуская цепь ассоциаций морского характера. Или даже подводного, если мы по-детски вообразим, что стоящаяна склоне башенка есть не что иное, как рубка «Наутилуса» капитана Немо. Только этот «Наутилус» – не подводная лодка, а подземная (о таких тоже сочиняли книжки писатели-фантасты, хотя бы Кир Булычев). А поскольку под землей – клады и динозавры, то лодка к тому же оказывается и машинойвремени, готовой к отплытию в прошлое, которое можно рассматривать через толстое стекло иллюминаторов.

Архитектор может не обладать столь же утонченным мышлением, как Марио Ботта, но дом, по его воле расположенный на наклонной плоскости, все равно будет самой надежной проверкой его способностей. Дом, прочно стоящий на ровном месте, это просто дом. Да, он может обрасти башенками, стремящимися ввысь, но по сравнению с тем, какие возможности открывает склон, эти башенки – что рожки улитки.

Многие, очевидно, помнят необычный дом, увековеченный Альфредом Хичкоком в фильме «К северу через северо-запад». Он тоже стоял на склоне,как и постройка Ботты. Но на этом их сходство заканчивается. Вместо того чтобы слиться с землей в парадоксальном единстве, эта постройка, служившая в фильме шпионским гнездом, стремилась от нее оторваться. И надо сказать, у нее это почти получилось. Мощные стальные консоли удерживали здание над землей словно мускулистые атланты. Знаменитая вилла «Савой» Корбюзье была приподнята над ровной как стол плоскостью.И все. Здесь же дом будто начинал свой первый, еще неуклюжий полет.

В любом случае дом на склоне – это нечто большее, нежели просто дом, красивый или некрасивый, удобный или не очень. Даже вид, открывающийсяс высоты, почти ничего не решает. Дом на склоне будет экзаменом (как в инженерном, так и в художественном плане) для архитектора и нешуточнымиспытанием для тех, кто собирается в нем жить. Можно выразиться еще сильнее: такой дом не может не стать манифестом яркой личности, которой тесно в рамках привычного. Зайдя с другого конца, скажем по-другому: такому дому надо соответствовать. Попадать в такой дом можно либо двигаясь снизу вверх уподобляясь при этом альпинистам, либо – сверху вниз, словно спелеологи.

В первом случае дом будет подчинен идее высоты. Для этого не обязательно отрываться от земли, хотя это всегда выигрышно с художественной точки зрения. Дом может вырастать из темных недр земли, словно скала или, допустим, дерево («На севере диком стоит одиноко // На горной вершине сосна…»). Здесь архитектору стоит вспомнить о существующем во всех культурах противопоставлении высокого низкому, как добра – злу. Собственно говоря, в традиционной архитектуре любое здание вырастало от тяжелого цоколя к эфемерному навершию.

Сильнее всего эта идея проявилась в готике, точнее, в северном ее варианте. Именно эта кажущаяся невесомость и привлекала в готическойархитектуре всех романтиков («Кружевом, камень, будь // И паутиной стань…»). Такое здание рождает и морские ассоциации: парусник тоже состоитиз тяжелого низа и ажурного, кажущегося невесомым верха, который, однако, и приводит всю махину в движение. Достаточно вспомнить тонкие мачты кораблей на картинах Каспара Давида Фридриха, чтобы почувствовать родство парусника и птицы. Но только очень талантливый зодчий способен построить дом, напоминающий птицу.

Другое решение – прямо противоположное. Не отрываться от «матери сырой земли», а зарыться в нее. Подземелье – тоже очень романтичное место. Кроме парижских катакомб и жилища Призрака оперы, можно вспомнить всю литературу, посвященную теории полой земли. Обзор этих сочинений приводит Умберто Эко в «Маятнике Фуко». Помимо писателей и авторов мистических сочинений, искавших под Гималаями обиталище неведомых правителей земли, дань этой своеобразной идее в свое время отдали астроном Эдмунд Галлей, в честь которого названа самая знаменитая комета,и великий математик Леонард Эйлер.

Такой дом должен будет расти не вверх, а вниз. Естественно, ассоциации с сырыми подвалами и кротовыми норами, а также с бомбоубежищамидолжны быть отметены с порога. Гораздо лучше вспомнить, что в Ирландии феи живут внутри холмов, которые время от времени раскрываются. Тогда можно услышать волшебную музыку и познакомиться с волшебным народом (правда, это далеко не всегда идет людям на пользу). Говорят, музыку обитателей полых холмов можно услышать и сейчас.

Разные экологические проекты, вроде домов с натуральными лужайками на крыше, лучше не трогать, они слишком прямолинейны. Гораздо интереснее поиграть в хоббитов или гномов, что будет понятно и близко любому ребенку. Естественно, романтика подземелья – вовсе не то, что романтика полета, да и гномы не похожи на буревестников. Но чем было бы небо, не будь земли?

«Летящий» дом должен быть наполнен солнечным светом (благо современные технологии позволяют) и движением. Камня в отделке такого здания быть не должно, а вот дерево, вызывающее ассоциации с каютами парусных кораблей, всячески приветствуется. Равно как и блестящий металл, связанный с романтической порой авиации. Здесь вполне уместен хай-тек, но в легком варианте. Краски должны быть светлыми и чистыми, но сильныецветовые акценты вряд ли уместны. И уж совсем противопоказана интерьерам такого дома захламленность. Если мы отправляемся в полет, то многочисленные массивные предметы следует оставить на земле, иначе они полетят за борт, как балласт.

А вот «подземный» дом нужно решать в совершенно ином ключе. Здесь как раз нужна всяческая приземленность – лучше, конечно, юмористического свойства. Бабушкины комоды, банки с вареньем… Здесь должны присутствовать и портреты родственников и знакомых на стенах (чем больше, тем лучше), и разнообразные сокровища, найденные в лесу или выкопанные из земли. Чем больше будет в интерьере темного дерева и мягких тканей, тем удачнее он впишется в образ. Прямых же линий следует всячески избегать. И что прямолинейного может быть в земле, сквозь которую движешься ощупью, наугад?

Вспомните, что в жилищах хоббитов даже двери были круглыми.
Древние мифы говорят нам, что земля и небо не противостоят друг другу, а дополняют до целого. Как день не наступает без ночи, так невозможен полет без основательности и кропотливого труда. Вгрызаясь в землю или воспаряя к небесам, человек создает свой неповторимый мир, свой космос, противостоящий вовсе не природе, а хаосу, бессмысленному беспорядку, где все перемешано и все не на своем месте. Задача же человека – расставить все по полочкам, придать всем вещам смысл и дать имена, подобно тому, как это делал Адам на заре творения.

Максим Тимофеев
«Землевладелец Северо­-Запада»
№ 3(21), 2007 г

Похожие статьи: